Травма. Ретравматизация в процессе терапии и обретение смысла.
Мы продолжаем публикацию выпускных работ наших коллег, успешно завершивших обучение в обучающей программе «Основы аналитического консультирования и юнгианской терапии» в 2017 году. Сегодня знакомимся с работой Виталии Колесниковой.
Завершающая работа в авторском двухлетнем проекте Инны Кирилюк «Основы аналитического консультирования и юнгианской психотерапии» 2015–2017 гг.
И снова ее проживая…
Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи еще хоть четверть века —
Все будет так. Исхода нет.
Умрешь — начнешь опять сначала
И повторится все, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.
Александр Блок
Написание данной работы для меня очень волнительно, и я до этой минуты не знаю, получилось у меня ее написать или нет…
Я начала размышлять на тему работы практически в самом начале курса. В процессе обучения меня посещали разнообразные идеи, все было интересно и все хотелось. Многие идеи были озвучены и еще больше остались в моих фантазиях. Ни одну из них я так и не смогла начать описывать. К моменту, когда я решилась написать несколько первых строк, что бы почувствовать и определиться чего мне хочется на самом деле, я поняла, что все это время я ходила «вокруг, да около», той темы, которая для меня действительно важна. Той темы, которая вызывает у меня много чувств и переживаний. О ней трудно говорить. О ней страшно думать. Это то, чего в душе боится каждый человек и то, что он проживает «циклично» на протяжении всей жизни. Как проживать эту некую «цикличность» каждый выбирает сам: ходить по кругу без развития или по спирали, каждый раз научаясь жить с ней по-новому и приобретать качественно новый опыт.
В практической части моей работы я постараюсь рассмотреть фильм «По млечному пути», Эмира Кустурицы с аналитической точки зрения, а также в понимании ретравматизации в процессе терапии и трансформации психологической травмы в качественно новую позицию.
Травма. Ретравматизация в процессе терапии и обретение смысла.
Для начала обратимся к терминологии. У понятия «психологическая травма» есть невероятное множество обозначений от разных направлений психологии. Я укажу несколько, которые мне показались наиболее полными.
Психологическая травма:
— Интересное, на мой взгляд, описание травмы в словаре для студентов и преподавателей филологических факультетов вузов, учителей-словесников «Тысяча состояний души. Краткий психолого-филологический словарь». Травма — (греч. «рана») — психический ущерб от сильного эмоционального оскорбления, болезненный психологический опыт, имеющий длительное влияние на эмоциональную сферу, взгляды и поведение индивида, чаще всего отрицательные. Сравнимо с описанием ситуации в романе Э. Войнич «Овод», когда юноша Артур неожиданно узнает о тайне своего рождения.
Все было лишь ложь и обман…
Прощай, и мечты и покой!
А боль не закрывшихся ран
Останется вечно со мной.
(Романс)
— В словаре практического психолога: разнообразные повреждения психики, нарушающие ее нормальное состояние, порождающие психический дискомфорт и выступающие в качестве причины появления неврозов и иных заболеваний. Причины и симптомы психонервных заболеваний, образующиеся как остатки, осадки и следы аффективных переживаний, мощно воздействующих на психику, на деятельность психики и поведение личности.
— Согласно З. Фрейду. Травма — являет собой переживание, приводящее за короткое время к такому сильному увеличению раздражения, что освобождение от него или его нормальная переработка не удается, отчего могут наступить длительные нарушения в расходовании энергии. Происхождение травмы объясняется преимущественно как следствие психического конфликта, порожденного столкновением двух сил — слишком разросшегося либидо и слишком строгого отрицания сексуальности, или же вытеснения.
В основном я буду опираться на книгу Дональда Калшеда «Внутренний мир травмы. Архетипические защиты личностного духа» в начале книги он дает наиболее обширное, понимание данного понятия. Его виденье я представлю ниже, но для начала я бы хотела обратить Ваше внимание на мнение Юнга касательно данного вопроса.
Юнг был полностью согласен с Фрейдом, когда тот расширил дискуссию о травме, добавив в нее измерение смысла, представления о бессознательных фантазиях и бессознательной тревоге. Особый пункт, явившейся своего рода разделом, пролегшим между их теориями травмы. Он заключался в точном понимании того, что именно составляет смысл ситуации, что именно представляют собой бессознательные фантазии. Однако Юнг разделял и считал очень важной идею о том, что травма — это не просто «перегрузка в цепи», но нечто, имеющее отношение к бессознательному смыслу. Даже в преддверии окончательного разрыва с Фрейдом в 1912 году Юнг в своих лекциях, которые он прочел в Фордэмском университете, говорил о своем согласии с взглядами Фрейда:
«Очень много людей пережили травму либо в детстве, либо во взрослом возрасте, однако у них нет невроза… (в то время как другие, очевидно, страдают от невротического расстройства.) Из этого, на первый взгляд обескураживающего наблюдения следует, что этиологическое значение сексуальной травмы падает до нуля, поскольку, как оказалось, совершенно не важно, была травма в действительности или нет. Опыт показывает нам, что фантазии могут быть такими же травматичными по своим последствиям, как и реальное травматическое событие. (Юнг, 1912. 216–217).«
Дональд Калшед подразумевает под травмой следующее— обозначение всякого переживания, которое вызывает непереносимую психическую боль или тревогу у ребенка. Переживание является «непереносимым» в том случае, когда оно оказывается сильнее обычных защитных мер психики, которые Фрейд охарактеризовал как «защитный барьер против стимулов». Травма такой силы — это и острое разрушительное переживание детского абьюза, о котором так часто говорится в современной литературе. И «кумулятивные травмы», вызванные неудовлетворенными потребностями в надлежащем уходе и отношениях зависимости, которые могут привести к катастрофическим последствиям в развитии некоторых детей, а также состояния более сильной депривации в младенчестве, которые Винникотт назвал «примитивными агониями», «немыслимым» переживанием (Винникотт, 1963: 90). Отличительной чертой такой травмы является переживание невыразимого ужаса, связанного с угрозой исчезновения целостного я, то, что Хайнц Кохут назвал «тревогой дезинтеграции».
Переживание тревоги дезинтеграции содержит угрозу полной аннигиляции личности, разрушения человеческого духа. Однако этот исход должен быть предотвращен любой ценой. Так как такого рода травмы, как правило, наносятся в период раннего детства, до того как сформированы связное Эго (и его защиты), в действие вступает вторая линия защит, цель которых состоит в том, чтобы предотвратить переживание «немыслимого». (Калшед,2001:16).
В процессе проживание первичного травматического эпизода, индивид, как правило, ребенок, погружается в мир фантазии так как его, не окрепшая психика не может вынести «удара» такой силы, в этот момент и происходит диссоциация и отправление данного опыта в бессознательное.
«Уход из травмирующей ситуации является нормальной реакцией психики на травматическое переживание. В том случае, когда избежать травмирующей ситуации невозможно, какая-то часть „я“ должна быть удалена, но для того, чтобы это случилось, обычно интегрированное эго должно быть разделено на фрагменты или диссоциировано.… Диссоциация является своего рода трюком, который психика разыгрывает над самой собой. Жизнь может продолжаться благодаря уловке, в результате которой непереносимые переживания разделяться и распределяются по различным отделам психики и тела, главным образом переводятся в „бессознательные“ аспекты психики и тела». (Калшед, 2001:30).
С помощью диссоциации и дезинтеграции психика человека выходит на арену вышеуказанной цикличности и в момент приближения к травматической ситуации с помощью защит, как бы, перещёлкивает его в «безопасное» стартовое положение, предотвращая повторное проживание травматического опыта. В случае если человек, в силу неких обстоятельств, не поддаётся влиянию «безопасного» паттерна поведения в игру вступает фигура защитника, который может выступать в роли ряда фигур — от самых беззащитных и позитивных, до ужасающих и могущественных. Его задачей является удержать, уязвимую «травмированную» часть, в пределах этой замкнутой цикличности. «Когда другие защитные механизмы не справляются со своей задачей, архетипические защиты делают все возможное для того что бы защитить Самость, вплоть до убийства той личности (внутренней) в которой заключен этот дух». (Калшед, 2001).
В практической части моей работы я постараюсь рассмотреть фильм «По млечному пути», Эмира Кустурицы с аналитической точки зрения, а также в понимании ретравматизации в процессе терапии и трансформации психологической травмы в качественно новую позицию.
«В процессе исцеления от травмы телесный „переживаемый смысл»(felt sense) подобен щиту Персея. Благодаря отражению нашего телесного осознавания, мы можем управлять внутренними ресурсами, которые трансформируют травму. Все, что нам нужно, ждет внутри. Мы должны научиться стать героями своего собственного исцеления, но не просто героями, говорящими „нет“ собственной виктимизации и ищущими возмездия, а Героями, которые, говоря „да“ Пегасу, достигают новых высот эволюционной свободы. Медуза есть страх… Страх превращает нас в камень. Пришло время для человечества оставить „каменный век“ позади. Травма — это то, что объединяет всех нас. Как и кровь из раны Медузы, травма — это дар… это природный механизм личностной, социальной и глобальной трансформации“. (Питер Левин, Московский Психотерапевтический Журнал, 2003, № 1 (36))
Анализ фильма «По млечному пути» режисера Эмира Кустурицы
Фильм «По млечному пути» можно отнести не только к теме травмы, но так же к множеству других тем в ключе аналитической психологии. Работать с ним для меня есть невероятным удовольствием.
После просмотра фильма у меня не осталось сомнений, что писать я буду именно о нем, так как я не только люблю творчество данного режиссёра, но так же наполненность образами и символами не оставила меня равнодушной. Мне бы очень хотелось уделить внимание каждому образу и символу, но боюсь, что у меня это не получиться описать их в одной работе. Потому я буду рассматривать только первую часть фильма, как процесс первичной ретравматизации в процессе терапии клиента и его выход на путь развития, трансформации и обретения смысла. Для меня эта часть выступает своеобразным выходом клиента из фантазийной инфантильной позиции и принятия им ответственности за свою жизнь.
Я буду рассматривать картину и всех ее персонажей как внурипсихическую картину мира клиента, который начал свой путь трансформации в терапии. Его историю и развитие.
«Ранний человек, сам того не осознавая, занимает положение в центре мира, откуда относит все к себе и себя ко всему, заполняя мир вокруг себя образами своего бессознательного. Вместе с этим он проецирует себя на три области внутренней поверхности мира-сосуда, который его окружает. Эти три области, в которых образы его бессознательного становятся видимы как образы мира, — это небеса над ним, земля, на которой он живет среди живых вещей и мир, который он переживает как темное пространство „под“ ним, нижний мир, недра земли.» (Э. Нойман; Великая мать.)
Первым в истории клиента мы наблюдаем летящего сокола, который на вершине горы встречает свою пару, что символизирует изначальную целостность птицы, после чего он осматривает территории атакующей и обороняющейся частей психики как наблюдатель. Сокол, благородная ловчая птица — символ солнца и света, победы и превосходства, защиты и свободы. С бесстрашной хищной птицей часто сравнивали славного воина-единоборца, подразумевая такие его качества, как рыцарство, храбрость, сила, ловкость, ум, мужественная красота. Исходя из этого, я позволю себе предположить, что сокол является неким внутренней «здоровой» частью, образом аналитика, который сопровождает клиента и наблюдает за ним на протяжении его истории.
Так как в Древнем Египте сокол был символом царской власти, «его взор парализует птиц так же, как лик фараона — врагов его». В диалоге священника и его собеседника молодого повара, Косту называют и королем и фараоном, так он постоянно со своей птицей. «— Этот идиот, думает, что он фараон? … Коста — Король! — У него просто очень трагичная история…». Опираясь на это и дальнейшую историю, я предполагаю, что персонаж Косты олицетворяет одну из расщепленных частей психики клиента.
История нашего героя начинается с символического переживание травматического эпизода. Его психика находится под влиянием множества психологических защит. Появляются Гуси. Гусь — считается солярной птицей, символика которой связана с жизнью, созиданием и возрождением. Гусь был атрибутом солнечного бога Аполлона, Афродиты, Гермеса. Бог любви Эрот летал верхом на гусе, а Приапа постоянно сопровождали священные гуси. Гусь также был спутником Ареса, который считался не только богом войны, но и страстной любви, плодовитости. Они купаются в ванной крови, только что убитой свиньи — в буддизме свинья помещается в центр колеса существования и олицетворяет неведение — одну из трех иллюзий, которые мешают человеку достичь нирваны. А также наличие мух, которые олицетворяют демона Вельзевула и говорят нам о диссоциации и расщеплении психики, которые встречаются достаточно часто в контексте этой истории. Данная картина, как бы, показывает нам, что главный герой лишён возможности развития, жизненная энергия заточена в бессознательном и находится под влиянием психологической травмы. Клиент, в детстве потерял все. «Его просто слегка контузило… Посмотрел бы я на тебя, если бы твоему отцу отрезали голову бензопилой. Его брат попал в психушку, а он с нами с 1993 года».
Клиент приносит в терапию сон, о том, что сокол голодный, нападает и убивает змею. После чего он врезался в вертолет и умер. Этот момент символизирует нам о том, что у клиента есть переживание безысходности и бесполезности его действий, что у него нет энергии, а любая возможность осознания смертельна, страшна и не имеет смысла. Если посмотреть на сон с другой стороны, клиент стоит на пороге повторной ретравматизации и нового витка цикличности: символической смерти и возрождения. Исходя из этого, я предполагаю, что терапия дает позитивный результат и клиент выходит из внутреннего мира травмы для получения энергии жизни.
Мы наблюдаем некое расщепление психики клиента на два мира. Один из них, это образ отцовского мира, мира внутренней травмы в котором происходят боевые действия и атака на слабое охваченное комплексом эго. Второй мир — это мир негативного материнского комплекса, который также находится под влиянием травматической ситуации — сломанные часы, зависимая и использующая мать, инфантильная агрессивно сооблазняющая часть. А также, имеет нарциссически окрашенную травму — курица, прыгающая у зеркала, что как бы не дает возможности проявлению эроса и интересу к жизни (Курица олицетворяет воспроизводство, материнскую заботу, а также провидение). Но так же в этом мире есть корова, которая является интернациональным символом материнства, плодородия, вскармливания и изобилия, а кроме того, из-за рогов, изогнутых в форме полумесяца, является небесным знаком всех богинь-матерей, равно как и хтоническим олицетворением матери-земли. Корова даёт энергию — молоко, которое считается пищей богов, эликсиром жизни, символом возрождения и бессмертия, доброты, заботы, сочувствия, изобилия и плодородия. И вся его энергия приносится в жертву. Задачей Косты является транспортировка энергии из мира травмированной депрессивной матери во внутренний мир травмы (зону боевых действий).
Он отправляется в свое привычное путешествие на осле, символе мира, стабильности, терпения и большой внутренней силы. Данная энергия используется Костой интуитивно и бессознательно. Как сказала, в последствии, Милена: «Мы к войне, не имеем никакого отношения!» тем самым отрицая реальность и вводя в заблуждение, так как они питают войну (травму).
Главным атрибутом второго мира являются поломанные часы — символизируют отсутствие понимания циклов созидания и разрушения (жизни и смерти). Создаётся иллюзия контроля и всемогущества. Сломанные часы также символизируют, перебываете в травме, так как в ней нет понимания времени, есть застывание и пребывание в цикличности. Любая попытка их починить приводит к повреждению правой руки у женщин. Что говорит нам о болезни мужского принципа, божественности, закона и солярности, а значит и сознания. Приближение переживания травматического опыта нам иллюстрирует эпизод, в котором мать стреляет по часам. Их стрелка отлетает в сторону, попадает в то место, что и множество раз до этого, пробуждая тем самым Пуэллу — Милена, инфантильная сооблазняющая часть психики, которая способствует «безопасному» вхождению в травматический опыт и цикличности в жизни клиента.
Впоследствии, события идут не обычным чередом, так как терапия выводит клиента из привычного цикличного проживания травмы, все чаще происходят внутренние перемирия. «Война» близится к концу. А это значит, что вероятность выхода на новый виток развития у клиента увеличивается. Во внутреннем мире появляются новые персонажи. Персонаж Моники Беллуччи так и не получил имени, как она сказала о себе при знакомстве с Костой «То кем я была, ее уже нет…» соответственно эта часть психики так и не интегрирована и находиться под преследованием архетипической защиты — генерала, который преследует эту внутреннюю часть с момента ее освобождения. Я предполагаю, что это диссоциированя часть в процессе первичной травматизации. Для удобства я буду называть ее персонаж — Бони.
Предвкушая ее появлению как диссоциированного внутри-психического объекта. Бони попадает во внутреннюю картину мира достаточно интересным образом. Ее выкупают из некого «заключения» под предлогом замужества с Сенексом — Жаго Божович, лучшим снайпером во всей стране. Родной брат Милены, проникающий и угрожающий объект. Что бы сохранить психику в привычном и «безопасном» положении и тем самым, бессознательно, предотвратить их соединение с Костой. Соответственно предотвращением обретения клиентом целостности.
По сюжету фильма Бони приехала в Сербию в надежде найти отца. Я предлагаю, рассмотреть этот факт как возможность интегрирования клиентом отцовского аспекта и трансформации его травмированной части, а также перехода в более взрослую и ответственную позицию.
Коста сразу замечает Бони, у него просыпаются чувства, которые ему чужды. Символичным является также то, что в этот момент он со своим ослом пьет воду у колонки, что напомнило мне первую гравюру из Розариум Фелософорум, и говорит о начале пробуждения сознания и первого этапа на пути к трансформации. Он не понимает, что с ним происходит. Коста, спешит узнать, кто эта таинственная женщина и продолжает свой путь.
Когда Милена и Бони приезжают в поселок, Милена соблазняет Бони словами о том, что она абсолютно свободна и может делать все, что ей вздумается. Но впоследствии, она старается ее вовлечь в материнский комплекс и говорит: «Подстриги маме ногти, пока она спит. Убери в доме. Помой полы. Раньше я всем этим занималась, теперь ты. У меня рука болит».
Так же хочу обратить внимание, что на территории поселка растет оливковое дерево — «Древо жизни», как сказано в Священном Писании, именно оно выросло первым после Всемирного потопа. Это дерево ухожено, но доступ к нему имеет только черный лабрадор — охранник границы между тем миром и этим, страж этого перехода, страж мира подземного, психопомп. «Собака, подымающая свою грубую шею, с мордой поочередно то черной, то золотой (лабрадоры есть двух мастей черные и золотые) означает посланника, снующего туда-сюда между высшими и подземными силами» (Апулей)
Бони замечает Косту, она хочет познакомиться с ним, но Милена снова препятствует их встрече, отправляя ее доить корову. Милена предупреждает Косту о том, что это невеста Жаго и жалуется ему о том, что ее рука так и не заживает, напоминая о травме и назначении Косты в процессе. В этот момент происходит сбой с часами. По моему мнению, этот сбой является последствием терапии, как бы помогая клиенту обнаружить его здоровую часть. Благодаря этому происходит встреча двух расщепленных частей психики. Бони дает Косте энергию в виде молока, но еще не доверяет ему. А Коста не доверяет ей. Возникает некий внутренний конфликт, в котором из-за недоверия самому себе у клиента происходит недополученние энергии. Коста убегает. Бони бежит за ним с полным бидоном молока у груди. Оно разливается. Это говорит нам о большом количестве энергии, которую эта внутренняя часть готова дать для развития. Рядом с Бони бежит собака в данной ситуации ее задача не пропустить Бони на территорию боевых действий и сохранить все части психики.
Коста останавливается и принимает молоко, встреча произошла! Трансформационный процесс начался. По дороге в зону боевых действий на Косту происходит нападение, как бы говоря ему о том, что все-таки тот путь, который он выбрал — опасен. Молоко проливается и Коста наблюдает чудо: «Отче, сегодня я видел чудо! Змея пила молоко!». Этот эпизод говорит нам о пробуждении сознания и выхода из цикличности «… — В Евангелие сказано: будьте мудры как змеи и просты как голуби. — Из-за змеи Бог выгнал нас из рая! — Но она пошла за нами, не осталась в раю!». При повторной встрече, Коста принимает решение не убивать змею, так как это происходило ранее, а напитать ее энергией и стать на путь осознания. У него просыпается к ней интерес, пробуждается энергия эроса.
При повторной встрече Косты и Бони, Милена всячески старается препятствовать их общению, она напоминает Косте о том, что война никогда не закончится, хотя он чувствует приближение ее окончания.
По возвращению Косты в зону травмы, все замечают его преображение. «Коста — влюбился! Иди дальше к своей любви!» Наступает перемирие. Уже не будет так, как было раньше — процесс начался!
Я предполагаю, что в процессе терапии, в силу охваченного комплексом слабого эго, клиент не смог справится со своими чувствами и страхом повторного проживания травмы. Клиент впадает в аддиктивное состояние. В этом предположении я опираюсь на песню, которую достаточно явно дает нам понимание истории и состояния клиента.
«Большой брат… еще был мал, когда к плохим парням попал. Он стал нарко-боссом всей планеты. Королем преисподней и рабом опиума. От войны он кайфовал, только от войны торчал. Словно белый дым вдыхал, а когда он подыхал, вдыхал белую дрянь и улетал. На Земле больше не будет войн, когда не станет большого брата. На земле не воцарится мир, пока брат не умрет от передоза…»
Охраняющие все это время Бони защитные механизмы, предвкушают неизбежные изменения, Генерал выходит из тюрьмы, направляет свои войска, что бы предотвратить процессу развития. Они предлагают убить Бони. Для сохранения клиента в депрессивном состоянии без возможности выхода. «Это катастрофа, Милена! — Это свадьба!».
Далее происходит много событий, которые происходят в «больнице», что я рассмотрю как повторное обращение клиента к терапевту его понимание необходимости и желание возврата к развитию и росту.
Война снова в разгаре. Коста приходит к Бони с отстреленным ухом, которое она ему пришивает обычными нитками достаточно болезненным образом, у клиента еще нет доступа к проживанию чувств. Ухо — очень значимая символически часть тела; органа получения информации и пассивного общения. Ухо слышит «слово» творения и ассоциируется с дыханием жизни. Уши богов, королей и всех животных или рептилий, приносящих дождь, связаны со спиралью. В процессе регрессии Коста теряет возможность выхода на новый виток развития и трансформации, но с помощью Бони и присутствия терапевта обретает его снова. Для меня это символическое раскаяние клиента и понимание необходимости дальнейшей работы в терапии. Принятия ее сложности и болезненности.
Пройдя через боль, клиент получает доступ к колодцу, из которого рождается первое проявление души — бабочка. Колодец в символической традиции воспринимается в связи со спасением, знанием, истиной и чистотой. Будучи источником питьевой воды, наделяется функцией поддержания жизни. В нем усиливается соотнесенность с женским началом, присущая всем «водным» образам, что обусловлено его внешней формой и функцией (как вместилища). В даосизме колодец выступает метафорой женского лона и в качестве таковой соотносится с дао. Клиент получает доступ к своему потенциалу, жизненной энергии.
Сознание расширяется — змея растет. Коста уже не боится ее. Все идет на поправку, и клиент чувствует улучшение.
Внутренняя часть в лице Милены не сдается, она манипулирует, пытаясь обмануть его и вселить сомнение на пути за чувствами и интуицией. Таким образом, пытаясь выполнить свою задачу и сохранить привычный сформированный мир. Но Коста мечтает о другом.
Попадая на территорию травмы, Бони из-за раны на руке проваливается в бессознательное состояние. Феминности нет места на территории внутреннего мира травмы клиента. Ее и Милену затапливает. Коста заботится о обеих женщинах, предотвращая попадание в психотическое состояние. Тем самым показывая способность к проявлению доброты, заботы, сочувствия и любви. Чего так не хватало во внутрипсихическом мире клиента.
«Война окончена! Будем, надеется навсегда! Давай фараон отпусти птицу на свободу!». Клиент чувствует облегчение, и думает окончить терапию, так как считает, что излечится. Но это иллюзия и самообман. Это только временные улучшения, которые повлекут за собой более серьезное переживание. Более сильное обнуление для входа в иной, качественно новый цикл ретравматизации.
Жага возвращается с войны. Готовится свадьба. Жизнь должна продолжаться в страхе и обмане. Жага — разноглазый, травмированный и проникающий старец. Как будто он является гарантом того что клиент останется в травматическом опыте. Ведь война окончена, можно продолжать жить почти, так как это было раньше, не выходя за пределы уже имеющегося сознания. В этом мире нет места творчеству и чувствам. Происходит подготовка к свадьбе, у клиента повышается уровень тревожности, происходит повторная попытка вхождения в аддиктивное состояние. «Так я сохраню то, что уцелело от этого столь рано прервавшегося детства — невинность, которая страдала так долго и так рано!» (Калшед. 2001). К счастью, в психике уже есть некая интегрированная часть Бони — итальянка. Она приходит к Косте, сказать правду и выразить свои чувства. Происходит внутренний диалог:
— Я пришла сказать тебе правду.
— Не надо! Правда никогда мне ничего хорошего не приносила.
— Ты ничего не знаешь обо мне?!
— А разве это важно? Я знаю, что у тебя свадьба! И знаю, каково мне.
— Это важно! Меня ищут.
— Я знаю… Я все знаю…
— Нет… ты не понимаешь, они ищут меня живой или мертвой. Меня хотят поймать любой ценой. Я думала скрыться здесь, что бы забыть обо всем, начать совсем другую жизнь и выйти замуж.
— Так все идет по плану. Завтра свадьба. В чем проблема?
— Проблема в том, что я встретила тебя!
— Да ты что! Правда?
— Правда. Я вспомнила себя прежнюю, ту которую я думала уже и нет давно. Ты и все твои несчастья…
— Только не надо жалеть меня! Душа переполнена несчастьем, больше нет места. Я ничего не слышу, и ничего не вижу.
Клиент почти выходит на новый этап развития «без потерь». Переживание другого опыта, символической потери невинности и переход на более взрослый уровень восприятия мира, но инфантильная часть врывается и напоминает, старается соблазнить Косту в обычное «не проживание» чувств — аддиктивное состояние. Милена нападает на Бони стараясь запугать ее. Жага держит Косту в страхе смерти. Один из гусей, летит в ванну с кровью, возможет момент повторения цикла и избежание трансформирующей ретравматизации. Но так как, клиент уже стал на путь развития и понимания себя «Я уже не тот, кем был раньше!». Коста уже имеет доступ к энергии (может сам доить корову). Он последний раз везет молоко. Но там все уже сыты, эго окрепло. Та работа, которая выполнялась этими внутрепсихическими объектами уже не будет приносить необходимого результата. «… облегчение последствий травмы через осознанное понимание и перевоспитание, нет шансов на реальное лечение, если травма архетипического образа не может сама перестроится» (Эстер Хардинг, «Родительский образ. Травма и востановление» 2015)
В силу вступают воины архетипического защитника. Солдаты Генерала уже высадились и начали уничтожение существующего мира.
Гуси купаются в крови. Наступает момент понимания отсутствия мира. Повышается уровень тревожности. Клиент погружается в болезненное переживание ретравматизации. В момент борьбы со змеем Коста становится на путь выбора убийства сознания или смирения и понимания собственной беспомощности. К клиенту приходит понимание, что привычное для него существование теряет смысл, возникает страх и непонимание дальнейших действий, уровень тревожности возрастает. Клиент делает выбор в пользу героического пути борьбы за свою счастливую жизнь.
Солдатами генерала, уничтожается все «Опрыскивание насекомых в финальной фазе. Комары нейтрализованы в обоих местах. Все чисто, даже бабочки не летают» — целью данных защит уничтожить все, вплоть до души. «Когда другие защитные механизмы не справляются со своей задачей, архетипические защиты делают все возможное для того что бы защитить Самость, вплоть до убийства той личности (внутренней) в которой заключен этот дух». (Калшед, 2001). В данной ситуации генерал, как образ защитника выступает амбивалентной фигурой, так как он уничтожает все, но и дает возможность развитию нового. Все сгорело. Весь прежний уклад разрушен, клиенту пришлось вновь прожить свою психологическую травму, но в этот раз уже взглянув на нее с другой точки зрения. Коста и Бони спасаются в колодце и обретают новую энергию. Бабочка цела — Душа спасена! Ее не поймать и не убить. Трансформация произошла, произошло символическое новое рождение! Потеряв старое, мы обретаем новое. «… мы можем иметь какое-то сознание тогда, когда первобытное начало разделено на противоположности, и эти вторичные формы всегда представляются в виде мужского и женского, ибо для человечества это наиболее фундаментальная пара противоположностей» (Эстер Хардинг, «Родительский образ. Травма и востановление» 2015)
Список литературы:
1. Дональд Калшед «Внутренний мир травмы. Архетипические защиты личностного духа», Деловая книга, Академический проект, 2001 г…
2. Московский Психотерапевтический Журнал, 2003 г., № 1 (36).
3. Э. Нойман, «Великая мать», Добросвет, Издательство «КДУ», Москва 2014 г…
4. Эстер Хардинг, «Родительский образ. Травма и востановление», Касталия, Москва, 2015 г…
5. Т. В. Летягова, Н. Н. Романова, А. В. Филиппов. «Тысяча состояний души. Краткий психолого-филологический словарь», Флинта-Наука, Москва, 2011 г…