Как вы можете меня понять?
На что внутри себя опирается психотерапевт при встрече с болью и потерей клиента? Ирвин Ялом в своей книге тоже ищет ответ на этот вопрос.
Книга «Как я стал собой», глава 31, отрывок «Айрин».
«Айрин внезапно вспыхнула от гнева:
- Как вы можете меня понять?! Вы живете нереальной жизнью — теплой, уютной, невинной. Как этот кабинет, — она указала на забитые книгами стеллажи за своей спиной и на алый японский клен за окном. — Единственное, чего здесь не хватает, так это цветастых подушечек, камина и потрескивающего живого огня. Вы окружены семьей, все вы живете в одном городе. Нерушимый семейный круг. Откуда вам знать, как это — потерять близкого?! Вы думаете, вы справились бы лучше меня? Допустим, прямо сейчас должна была бы умереть ваша жена или кто-то из детей. Каково бы вам было? Даже эта самодовольная полосатая рубашка — я ее ненавижу. Каждый раз, когда вы ее надеваете, меня корежит. Мне ненавистно то, что она говорит.
- И что же она говорит?
- Она говорит: „Я решил все свои проблемы. Расскажите мне о ваших“.
Замечания Айрин не раз попадали в цель. Я слышал историю о швейцарском скульпторе Альберто Джакометти, который сломал ногу, попав под машину. Лежа на улице и дожидаясь прибытия скорой, он якобы воскликнул: «Наконец-то, наконец-то со мной хоть что-то произошло!».
Я точно знаю, что он имел в виду. Айрин меня раскусила. Я более тридцати лет преподавал в Стенфорде, жил в одном и том же доме, видел, как мои дети ходят в одни и те же школы, и не сталкивался с душераздирающими трагедиями. Никаких безвременных смертей: мои отец и мать дожили до старости: он умер в шестьдесят девять лет, она — в восемьдесят с лишним. Моя сестра, старше меня семью годами, в то время была еще жива. Я еще не терял близких друзей и и все четверо моих детей были здоровы.
Для психотерапевта, который принял экзистенциальную систему отсчета, такая со всех сторон защищенная жизнь означает некий долг. Много раз я жаждал выйти из своей башни слоновой кости наружу, в мучения реального мира. Годами я воображал, как провожу творческий отпуск в роли «синего воротничка» — к примеру, водителя «скорой» в Детройте, повара в забегаловке на Бауэри или изготовителя сэндвичей в гастрономе. Но так никогда и не сделал этого. Творческие ретриты на Бали, проживание в венецианской квартире коллеги, работа над проектом на вилле у берега Комо манили меня, как голоса сирен.
Во многих отношениях я был надежно изолирован от всяких невзгод. Я был избавлен даже от опыта взросления, который несет расставание с супругом, мне было неведомо одиночество в зрелом возрасте. Мои отношения с Мэрилин не всегда были гладкими — и спасибо Богу за этот «штурм унд дранг», поскольку мы оба извлекли из него свой урок.
Я сказал Айрин, что она права, и признал, что порой завидую тем, кто живет «на грани». Временами, сказал я ей, меня беспокоит, что я могу подбивать своих пациентов совершить героический прыжок вместо меня.
— Но, — сказал я ей, — вы неправы, говоря, что у меня совсем нет трагического опыта. Я не могу не думать о смерти. Когда я с вами, я часто думаю, как было бы мне, если бы моя жена была смертельно больна, и всякий раз меня переполняет неописуемая печаль. Я сознаю, прекрасно сознаю, что перехожу на другой этап жизни. Все признаки старения: порванный коленный хрящ, слабеющее зрение, боли в спине, старческие пятна на коже, седеющая борода и волосы, сны о моей смерти — все это говорит мне, что я двигаюсь к концу своей жизни.
Она выслушала меня, но ничего не сказала.
— И еще одно, — добавил я. — Я решил работать с умирающими пациентами, надеясь, что они приведут меня ближе к трагический сути моей собственной жизни. И они действительно это сделали: мне пришлось на три года вернуться в терапию.
После этих слов Айрин кивнула. Мне был знаком этот кивок, точнее, даже серия кивков: за резким движением подбородка следовали два или три мягких кивка — ее телесная азбука Морзе, говорящая мне, что я выдал удовлетворительный ответ.
Я усвоил свой первый урок: чтобы лечить скорбь, терапевт не может оставаться отстраненным, он должен встретиться со смертностью лицом к лицу. И за этим последовали другие уроки, вокруг которых я и решил построить свой рассказ. В этой истории пациентка была истинным учителем, а я был лишь посредником, передающим дальше ее уроки».
Понравилась статья? Поделитесь ею с теми кому она может быть интересной!