Негативный материнский комплекс или комплекс козла отпущения
Выпускная работа в обучающей программе «Основы аналитического консультирования и юнгианской терапии». Сегодня познакомимся с работой Валерии Чередник на тему: «Негативный материнский комплекс или комплекс козла отпущения».
Моя работа будет посвящена Негативному материнскому комплексу, а также комплексу козла отпущения. В аналитической парадигме, я размышляла над своим случаем, как не прожитая вовремя сепарация от матери влияет на развитие ребенка, как клиент не может направить агрессию на сепарацию, и как формируется в семейной системе «козел отпущения».
Вследствие идентификации с ролью козла отпущения развитие Эго останавливается еще на оральной стадии, как будет видно в случае. Далее происходит перекос архетипов отчуждения, фрагментации, пассивной жертвы и компенсаторной роли исполняющего долг страдальца-слуги и спасителя.
Проходя в терапии определенный путь, можно наблюдать как активировать архетип целителя у самого клиента, активизировать Раненого целителя. Также в работе видно, как легализировать агрессию в кабинете, и прожить её безопасным образом.
«Негативный материнский комплекс или комплекс козла отпущения»
Комплексы — это скопления эмоционально заряженных мыслей, желаний и воспоминаний, вынесенных индивидуумом из его прошлого личного или из родового, наследственного опыта. Они являются источником всех эмоций.
Комплексы накладывают отпечаток на поведение независимо от того, осознает это человек или нет. Они всегда относительно автономны, им присущи признаки конфликта, потрясения, неловкости, несовместимости. Это больные точки, о которых не хочется знать.
К. Г. Юнг говорит: «Все материнские символы могут иметь как благоприятное, так и зловещее значение. Качества, присущие архетипу хорошей матери, — это симпатия и забота, все то, что демонстрирует доброту и нежную любовь, бережно поддерживает и благоприятствует росту. Архетип Матери в своих негативных проявлениях несет дополнительное значение чего-то „скрытого, тайного и темного, бездны, мира мертвых, чего-то, что поглощает, соблазняет и отравляет, чего-то ужасающего и неизбежного, и, в свою очередь, символизируется ведьмой, драконом или каким-то другим пожирающим или обвивающим животным, могилой, кошмарами и призраками“
К. Г. Юнг замечает, что травматические последствия, вызванные влиянием матери, могут быть разделены на 2 группы:
1) те, которые вызываются чертами характера или установками, на самом деле присутствующими у матери;
2) те, которые относятся к чертам, отсутствующим у матери в реальности, и представляют собой более или менее фантастические проекции архетипа. Итак, К. Г. Юнг утверждает, что все плохое влияние, оказываемое матерью, может быть приписано архетипу плохой Матери; затем он делает поправку на существование действительно плохих матерей и в конечном итоге признает, что в возникновении младенческих неврозов в большинстве случаев виноват реальный родитель, в большей мере мать.
Клинический случай
Мой клиент, это мальчик Саша, на момент обращения 10 лет, попал ко мне на курс «Успешный Я», мама записала его и сказала по телефону: «Мы были у психолога и нам посоветовали пройти курс, где ребенок будет в коллективе». Ничего особенного в запросе у мамы не было. (все персональные данные изменены: имя, возраст, пол, обобщены жизненные обстоятельства).
В начале курса Саша проявлял себя активно, рассказывал о себе, и сразу начал жаловаться на то, что одноклассники с ним не дружат, не общаются с ним, что его обижают, что могут подойти и просто начать его задевать. На что я сказала, что на курсе ты сможешь найти новых друзей и подружиться; но уже в середине курса он начал прятаться за кресло, не принимать участие в играх и в общении с ровесниками. Объяснял он своё поведение тем, что у него плохое настроение, много уроков и сегодня были снова конфликты в классе. Когда он разговаривал, он коверкал сильно голос имитирую, что он маленький малыш, который только научился составлять предложения. В группе на «Успешном Я» дети сначала не реагировали на Сашино нестандартное поведение, со временем он тоже начал у них вызывать раздражение. Это проявлялось в высказывания и смехе, что у него всегда плохое настроение. Хотя изначально на курсе у него появился мальчик друг, с которым у них были общие интересы. Он не успевал выполнять задания, его эмоциональный фон значительно отличался от других, успеваемость страдала.
Я размышляла о Саше, о его чувствах, почему ему так важно оставаться этим малышом, который что-то мне пытался донести коверкая голос и слова. Я могу думать, что это неосознанная договоренность с мамой, чтобы оставаться «маминым малышом». Если у матери много тревоги, детям очень сложно остаться в группе «Успешный Я», остаться и присвоить идею, что я могу быть успешным. Его внутренний комплекс, на тот момент остался более сильным.
На консультации после курса я отметила маме поведение Саши, похоже это было не впервой. Она очень на него разозлилась, рассказала о том, что в школу её вызывают через день, что она не справляется и не может понять, что с ним происходит. «Он хороший мальчик, я его люблю, но я его не понимаю, я не знаю, как ему объяснять как нужно себя вести, драться и давать сдачу я ему не разрешаю. Я за то, чтобы решать конфликты словами, но у Саши это не получается, его все обижают». Я предложила ей написать Сашу в виде растения, она изобразила будяк, «он такой же острый и колючий к нему не возможно подойти». Все её лицо и шея очень покраснели, мышцы шеи были очень напряжены, и в глазах было разочарование.
Размышляя об этом моменте, я думала об агрессии в отношениях мама и Саша. У мамы есть представление, что он хороший мальчик, и что ему нельзя проявлять спонтанную агрессию, и как будто она боится, что Саша проявит агрессию как к сверстникам, так и к ней. Тогда на бессознательном уровне, она запрещает агрессию Саше, боится его агрессии к ней. Хотя проявление агрессии это необходимая составляющая для прохождения сепарации, то что толкает к росту и помогает отделяться, и именно этого боится мама. Тогда я задумалась, возможно мама боится собственной агрессии. И почему ей так страшна её агрессия?
Она сказала, что хочет, чтобы Саша прошел курс психотерапии. Мы договорились о встречах 2 раза в неделю, пропуски оплачиваемые.
Когда мы вышли в коридор, после окончания встречи, Саша ждал маму на диване, в верхней одежде он лежал на диване и играл фантиком от конфеты. Мама Саши сразу начала делать ему раздражено замечание, что он лежит, Саша ели встал.
В этот момент чувствовалось раздражение на Сашу и стыд матери, за то, что он разлегся на диване.
Я очень взволновалась внутри, после встречи моё тело чувствовало себя очень уставшим, я сосредоточилась на своих чувствах. В контрпереносе я ощутила как будто накрыла волна цунами. Я могла думать почему такая тяжесть, возможно мальчик принёс детскую историю недопрожитую мамы с её взрослением и агрессией. Я понимала, что у матери Саши очень много невыраженных чувств и их нужно будет пережить в нашей работе.
Я сомневалась в своих силах: смогу ли я выдержать этого маленького клиента, так как ему было 10 лет, но его поведение было похоже на ребенка 3 лет, который не может совершенно с собой справиться. Ведь в лице терапевта они хотели видеть устойчивый объект с теплотой и принятием.
Работа с Сашей продолжалась 1,5 года. На родительской встрече мама Саши, рассказала, что это её второй брак, в первом браке она была около 9 лет и не могла забеременеть, выйдя второй раз замуж она сразу забеременела, а чувства пришли потом. У Саши нет сиблингов, он долгожданный ребенок.
Мама работает экономистом, и на хорошем счету у начальства, муж работает врачом на 3 работах, возвращаются домой поздно, сил делать уроки нет, но приходиться, Саша сам не справляется, хотя у него есть репетитор. Он всегда оставляет математику на потом, что бы сделать с мамой. С мужем они живут хорошо, конфликтов нет, только вот Сашино поведение: в классе на него жалуются, он бьет девочек, все время конфликты с мальчишками, через день маму вызывают в школу, дома Паша может специально бить себя и вызывать жалость или агрессию у мамы, что ей это невыносимо, он её пугает, она его не понимает и не знает. С её слов «Он ведет себя как агрессор в классе, а дома он все время в роли жертвы».
Я задумалась, что заставляло Сашу быть таким агрессивным, возможно всю свою злость он выпускает в школе. Бессознательное мамы не выпускает его из детской позиции, не может видеть его как отдельную личность и все это проецируется на женский пол и таким образом он утверждается. Отца не было особо в рассказах мамы и на родительских встречах, я подумала, что он не помогает Саше переживать сепарацию от мамы. Как пишет Верена Каст: «В раннем детстве отец помогает ребенку противостоять тотальной зависимости от матери. Всю жизнь отец поддерживает стремления, направленные вперед, на психическое и физическое развитие. Отец дает поддержку в борьбе с регрессией, то есть в борьбе с драконом». Но в данном случае видно, что отец был в позиции отсутствующего отца.
В рассказе мама всегда говорила, что Саша хороший, убеждала меня какой он внимательный к ней, как её любит, но конфликты в классе стали уже невыносимы. Я почувствовала сильное напряжение противоречий.
Также она рассказала, что до 2 лет кормила его грудью, и что он был полностью её, с года у них появилась няня и она вышла на работу. В сад он ходил 1 год, чаще был дома, так как все детство у него были разные аллергические реакции, как позже выяснилось на лактозу. В 5 лет они обратились первый раз к психологу, так просто прощупать, а со школы начались проблемы.
Также в воспитании ребенка принимают участие родители мужа, у мамы ее мама умерла, когда Паша родился, отец живет сам. Родители мужа живут в другой области и Саша ездит к ним на каникулы и на все лето, у него хорошие отношения с ними. Дедушка его всегда чему-то учит, бабушка педагог и тоже с ним занимается.
Когда Саша пришел в кабинет, он внимательно рассматривал игрушки его внимание привлекла жаба он поставил её на стол и мы рисовали. На диагностических встречах он нарисовал «Барашка в бутылке».
«Барашек в бутылке» — это такая методика, которая показывает симбиотические отношения на бессознательном уровне с мамой. Мы видим барашек был с одним рогом, настроенный агрессивно и целенаправленно выйти из бутылки, но впереди было много преград. То есть Саша готов, у него есть рог, он готов к сопротивлению, но нужно пройти аж 3 преграды перед пробкой. Можно подумать, что Сашина мама очень его ждала, и у неё много ожиданий от Саши, сделать маму счастливой, сделать её женщиной, сделать её мамой. Ведь в первой браке она не могла забеременеть 9 лет. И беременность занимала всё ее сознание.
Также на первой встрече он взял моряка и посадил в яйцо и закрыл, достал и сделал вид, будто он тонет, и потом его съело снова яйцо. Уходя, он оставил моряка в яйце.
Я задумалась, что моряк это тот, кто бороздит бессознательное, возможно его внутренняя героическая часть ассоциирует себя с моряком и также он нам показывает, что моряк в яйце, что он не выбрался из внутреннего симбиоза.
Я подумала сразу о барашке и о моряке, о таком сильном слиянии с матерью.
В переносе я почувствовал боль и неизбежность, невозможность проявить себя, безвыходность. И за этими чувствами много злобы и агрессии. Негативный материнский комплекс четко прослеживался и в дальнейших играх Саши.
НЕГАТИВНЫЙ МАТЕРИНСКИЙ КОМПЛЕКС
Паша приходил всегда вовремя и каждую нашу встречу начинал со слов «я не хочу делать уроки, вот если бы мама со мной их делала…», минут 10 сидел в плохом настроении, вызывая жалость (в переносе я чувствовала агрессию), но потом переключался и придумывал игры. В этот период он много играл акулой, жабой и солдатом, которого ест акула, а потом жаба. И акула и жаба летают вверх вниз, падают и разбиваются. Он мог 40 минут играть жабой и она летала вверх вниз, разбивалась, прыгала, поедала. Когда я спрашивала что происходит с жабой? Он объяснял: «Она бешенная, сумасшедшая, она то нормально играет на лужайке прыгает, то как сумасшедшая летает и раздражает. То ест кого-то, кто её достал».
После консультаций чувствовала усталость как после полетов на горках. Он играл 40 минут жабой и акулой, которые летают и разбиваются. Также он показывал как крутит головой в разные стороны, все быстрее и быстрее, становилось страшно внутри, и потом он как будто взрывался. Сашу переполняли чувства, было видно он не выдерживает эмоционального напряжения, и такого близкого и зависимого контакта от матери.
Игра «акула — жаба» символизирует негативный материнский комплекс, это что-то проигрывающее, будто психика матери не выпускает, она тоже как акула проглатывает психику ребенка. Внутренняя мать описывается как бешенная и сумасшедшая, описание может говорить как мальчик переживает отношения с мамой, то она как бешенная включается в его жизнь (воспитывает), то она в более спокойном адекватном состоянии. Она становится бешеной и сумасшедшей когда на Сашу жалуются, включается её комплекс.
Чувствовалось поглощение и слияние. Внутренний конфликт вызывал много напряжения. Что маму можно как любить, так и ненавидеть. Амбивалентные и болезненные чувства прослеживались на каждой сессии. Мама полностью блокировала агрессию Саше, и от этого он ощущал себя жертвой.
Со временем Саша начал приходить и брать сразу в руки игрушки унитаз и имитировал будто туда смывают солдата, а потом все подряд, он смеялся и старался меня рассмешить. Ощущалось, что он выступает в семейной системе этим унитазом, в который все спускают, также я почувствовала, что я есть этим унитазом куда можно это все принести и слить, что кабинет стал для него безопасным местом, где он может позлиться.
В аналитическом пространстве ванна, унитаз — символизирует аналитическое пространство, где происходит трансформация и очищение. Тот материал и чувства, которые Саша брал дома, то что в него вкладывают, он мог теперь с кем-то переработать в игре. С одной стороны унитаз это грязь, с другой очень необходимая выводящая система.
Сначала был унитаз и он поверил, что моя психика может переварить и утилизировать ненужное, и потом он пробует строить со мной отношения через агрессию. Ему было сложно поверить, что кто-то может выдержать его агрессию.
Выглядело это так:
Играя, он начал бросать в мою сторону карандаши, взял жабу и нечаянно она полетела в мою сторону. Когда я спросила: «Ты злишься?» Он ответил: «Нет… долгая пауза… ну немножко… .просто хотел пошутить». И сел в расстроенном настроении. После этого я предложила подраться мечами, и он расстроился, и мы с ним поговорили о том, что он может злиться в кабинете и на меня, только не делая больно. Я предложила позабивать гвозди, и последующие 3 сессии он забивал гвозди, когда поднималась агрессия. Накануне, как раз позвонила Сашина мама и сказала, что у него конфликты в классе, что её снова вызывают в школу. Саша редко приносил истории про конфликты в классе, но он очень четко изображал это все в играх. Иногда мне было сложно понять, о чем он говорит в своих играх, так как я не знала, что происходит во вне, но я решила доверять процессу и проигрывать то, о чем было невозможно для него говорить… Таким образом, он защищал свои чувства театральностью в играх.
Он всегда выбирал не обсуждать конфликты с родители, конфликты с одноклассниками, а создавать теплые отношения, время проведенное в кабинете было временем игр, теплоты, и он доверял мне истории проигрывая их с фигурками. Для него прямое проявление чувств обсуждая конфликты в классе, было бы на тот момент, травматичным, так как пока в работе устанавливалась наша связь и наша привязанность.
Со временем, в работе с Сашей, я начала задумываться, что этот объект жаба, как негативный материнский комплекс, и я подумала о причинах такого напряжения, и вот на родительской встрече мама рассказала историю своего отца.
Её мама умерла, когда Саша был маленьким, ей очень не хватало маминой поддержки и любви, она много плакала когда говорила про эти воспоминания. На ней остался отец, отец пил, изрядно напивался и спал то в квартире, то в подъезде, говорил все время глупости. Он живет по-соседству, и мама говорит, что ей приходиться все время готовить ему, смотреть за ним, ухаживать, вытягивать из разных состояний. «Вы же понимаете, я не могу его бросить, я не могу, он мой отец, и достучаться до него я не могу» — чувствовалось много обиды и злости в этих словах. Безысходность.
«В трезвом состоянии он любит ездить на дачу и наводить порядки (как он называет), на самом деле он может поломать забор, который мой муж построил, выкинуть новые вещи, которые купили в домик. Я устала его спасать, но и быть безразличной я не могу…» — в переносе чувствовалось издевательство и невыносимость, и много агрессии, которая превращается в бессилие. На встрече мы не говорили про Сашу, только перед выходом у двери она сказала, что Саша очень на него похож.
После этой встречи я углубилась в размышления, сценарий детства мамы перекладывался на Сашу. Мама в своем детстве видела агрессивного самодура отца и мама её учила правильному поведению, выражать агрессию в их семье мог только отец (напиваясь). Она неосознанно повторяла сценарий с Сашей, только Сашин отец был нормальным, но мама строила в бессознательном другой треугольник — она- мать, её отец (дедушка Саши) — отец, Саша- ребенок. И тогда она сама не могла вырваться из семейного треугольника. Много подавленной агрессии, и быть агрессивным значит быть как отец, как будто проявлять агрессию значит быть как ее отец. Нет проявления позитивной формы агрессии. Её детский сценарий связался с типом как её отец, поэтому любое проявление агрессии она могла видеть только как негативное, поэтому она ребенку запрещала быть агрессивным, в её голове это было быть как дедушка.
Вот так и формировался комплекс козла отпущения у Саши, когда у ребенка нет выбора в семейной системе. Он попадал под категории, в которой она видит его в роли жертвы, так как у неё не переработаны страхи в этой области. Получается в психике у мамы есть либо её муж — никакой, не способный проявить себя, либо отец — мужчина агрессивный и развалистый.
Также я подумала о мыслях и словах мамы, что отец её позорит. Тогда так и смешивается, что она не может справиться с поведением отца и проецирует также и на Сашу, она их слепливает внутри. Комплексы матери не проработаны и могут проецироваться на Сашу, так как он тоже мальчик. Саша в игре пытается всегда отдалиться мамины проекции, его поглощают (жаба), с другой стороны он пытается видеть разную маму. Можно предположить, что мама попадает в какие-то сильные чувства, а Сашино поведение как триггер включает её страх о антисоциальном поведении её отца. Саша, как козёл отпущения, берёт на себя эту роль.
И тогда роль сумасшедшей жабы это история отца мамы. У мамы неосознанный страх, что Саша может быть как дедушка.
Я все время размышляла откуда это Сашино поведение, и что там скрывалось в бессознательном. Теперь некоторые ответы начали приходить, и стало ясно откуда у мамы столько подавленной агрессии и столько страха перед Сашиным поведением. Бессознательное мамы было наполнено разными необработанными чувствами к отцу. Мужская агрессивность была связана с поведением отца, и было мало другого мужского поведения. Саша дома становился жертвой, а в школе агрессором (как отец мамы).
И тогда можно предположить, что мама бессознательно ждала, что Саша возьмет на себя проекции «негативной идентичности» или Тени. Эриксон определяет негативную идентичность как идентичность, «извращенно основанную на всех тех идентификациях и ролях, которые на критических стадиях развития представлялись им наиболее нежелательными или опасными и в то же время угрожающе близкими».
В таких случаях ребенок выбирается на роль козла отпущения. Зачастую родители формируют ситуации, в которых ребенок будет проявлять все те реакции, за которые родители чувствовали когда-то вину или стыд. Через упреки и наказания ребенка родитель избавляется от невыносимых чувств. Но внутри ребенка все больше закрепляется образ «козла отпущения», который может сделать его жертвой буллинга. Жертва, которая формируется внутри ребенка, блокирует энергию развития и роста, то есть то, на что нацелены все внутренние силы и цели ребенка.
Получается Саша идентифицировался со своим внутренним объектом жертвы, таким какой он видит в матери.
В сентябре Саша вернулся в терапию и рамка была уже установлена 1 раз в неделю. За летний период он очень возмужал и повзрослел, проведенное время у бабушки и дедушки пошло ему на пользу. Он успокоился в психоэмоциональном фоне, и придя в кабинет не жаловался на уроки. Он рассказала как рыбачил все лето, проводил много времени сам, много катался на велосипеде, и иногда грустил за родителями и плакал. Я почувствовала, что Саша очень повзрослел. На бессознательном уровне каждый ребенок стремиться прожить инициацию. Инициация всегда связана с умением переживать страдание, оставаться с этим страданием один на один, быть в собственной точке предела, выдерживать, опираясь не на внешние силы, а внутренние, найти источник силы внутри, чтобы получить опыт «я могу опираться на себя». Это проявлялось в выполнении домашних заданий, он сам начала делать их, и прекратил о них говорить.
На родительской встрече, мама выглядела расстроенной, но при этом собранной. Она рассказала, что они собираются с мужем завести ребенка, и это будет Эко, они все лето над этим работали, но пока все безрезультатно. Говорила о планах отдать Сашу на борьбу, но в тоже время не хочет, чтобы он проявлял агрессию. Муж настаивал на том, что Саша походил и научился защищаться.
Размышляя об изменениях в терапии, я думала о том, что семья захотела второго ребенка, и бессознательное мамы переключилось с Саши на папу, на пару. Также муж стал появляться в рассказах мамы, он стал проявлять свои взгляды и желания. Мама Саши выстроила дистанцию с ним, дала место другому, также Саша летом попал в другую семейную систему, где похоже, триада была сформирована. Думаю, что еще повлияло на Сашу, что он начал видеть родителей как пару, которая старается над общей целью.
Работа наша была построена на укрепление Эго и проявление легальной агрессии на встречах. Саша начал приносить в кабинет конфликты из класса, мы их разбирали, рассуждали и проживали, он начала рассказывать истории о дедушке, об их конфликты с мамой, о непонимании с папой. Он научил меня играть в шахматы, конечно он всегда выигрывал, и очень этому радовался. В Саше росла уверенность, и он взрослел, я почувствовала как он мне доверяет, я чувствовала значимость наших отношений. Однажды он сказал: «Сейчас после нашей встречи, пойду выпью чашечку кофе, я всегда так делаю, это как ритуал». Он начал ощущать в себе опору и себя самого. Эмоциональность его стала сдержанной, конфликтов в классе становилось меньше. И он перестал рисовать, играть игрушками, наш контакт превратился в разговоры.
Он говорил о маме, о их разговорах про второго ребенка, о том, как родители ссорятся, о том как мама бывает не права, и как ему её жалко.
О возросшей способности силы Эго может свидетельствовать то, что Саша удерживает амбивалентные чувства «Я люблю маму, я злюсь на неё».
Юнг пишет, что способность удерживать амбивалентность — признак здоровой психики.
У клиента внутри появился достаточно прочный контейнер, и можно предположить, что все эти годы терапии я демонстрировала ему способ обработки его переживаний путём сообщения ему о своих чувствах и мыслях по поводу того, что происходит на сессиях.
Наступил карантин, и мы встречались по вайберу, в это время у него появился друг, они ночевали друг у друга, проводили время. И в этом моменте, я почувствовала, что я больше не нужна. Что мой «маленький-большой» клиент вырос, что он может справляться без меня.
Мы договорились о 3 завершающих встречах перед летними каникулами. Мы много болтали, шутили и играли. Саша рассказывал много за друга своего нового, что они весело проводят время, как он на карантине справлялся с домашними заданиями, иногда с репетитором иногда без. В конце сессии он захотел на последок позабивать гвозди, я предложила ему выбрать в корзине игрушку и можно было сломать её, либо забить гвоздями. В корзине он нашел жабу, небольшую «То, что надо!» и он гвоздями прибил её к пеньку и разбил её молоточком. В конце он сказал «Это было круто!», в переносе я почувствовала облегчение.
Э. Нойманн пишет, что героический путь мальчика связан с сепарацией. Это новый способ выстроить дистанцию как с позитивной, так и с негативной матерью. Жаба была разорвана, сепарация была пережита, почувствовалось облегчение.
Жаба как негативный материнский комплекс, внутри его Эго приобрело столько силы, что оно может разрушить этот комплекс и символически отыграть, как негативную часть.
Анализируя себя в работе с Сашей, также хочу отметить, что моя работа заключалась в том, чтобы думать об этой семье, и перерабатывать их чувства.
Мюррей Стайн говорит, что в терапии важно не лечить собой, а активировать архетип целителя у самого клиента, активизировать Раненого целителя. Исцеляющая сила работает внутри клиента, и, возможно, самое главное, что дала терапия, — это то, что запустила целительную силу внутри психики Саши. Возможно, теперь он готов использовать собственные ресурсы.
«Комплекс козла отпущения»
С точки зрения юнгианской психологии, поиск козла отпущения — это форма отрицания Тени человека и Бога. То, что считается несоответствующим идеалу Эго или совершенной добродетели Бога, подвергается либо подавлению и отчуждению, либо — расщеплению и вытесняется в бессознательное. Оно называется дьявольским наваждением. Мы не перекладываем сознательно свои грехи и неуправляемые импульсы на голову козла отпущения, чтобы оставаться в согласии с духовной размерностью, — именно так поступали древние евреи. Мы даже не слишком часто замечаем, что эти грехи представляют собой часть нашего психологического макияжа. Зато мы ясно осознаем, что эти грехи совершили другие люди — козлы отпущения. В проекции мы ясно видим свою Тень. И гонитель козла отпущения чувствует облегчение, избавившись от бремени, неприемлемого для его Эго-идеала, то есть от Тени. С другой стороны, люди, идентифицирующиеся с козлом отпущения, идентифицируются с не признаваемыми качествами Тени. Они чувствуют себя людьми второго сорта, отверженными и виноватыми. Они ощущают свою ответственность, превышающую долю их индивидуальной Тени. Но и сам козел отпущения, как и его гонитель, ощущает на себе воздействие совокупности сил добра и зла, которая относится к самой реальности.
Люди, идентифицирующиеся с архетипом козла отпущения, чувствуют, что совершают постыдные злодеяния и проявляют постыдную злонамеренность, разрушающие отношения с окружающими, — то есть вызывающие у родительской фигуры ощущение дискомфорта. Отвержение вызывает не то, что сделал ребенок, а его зависимость от родителя. Ребенок оказался иным, а значит, опасным и вызывающим ненависть.
Литература:
- Сильвия Бринтон Перера: «Комплекс козла отпущения»;
- Верена Каст: «Отцы-дочери, Матери-сыновья».